Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Страница 72

Мне, конечно, было неудобно сразу после таких слов отстать от их недружелюбной компании, и я еще некоторое время с ними походил, и мне пришлось выслушать довольно оживленный обмен мнениями между Егорычевым и Смитом, который невозмутимо смотрел прямо сквозь меня, словно меня не существовало в природе. Этот кочегаришка спросил, а как же учиться детям кочегара, на какие средства им жить во время учения и из каких денег платить за учение. Егорычев что-то такое начал разъяснять ему про государственные стипендии, мне стало скучно, и я ушел, потому что о том, что в Советской России любой парень или девушка могут учиться с помощью государства, в Штатах не напечатает ни строчки ни одна уважающая себя солидная газета и на такой информации не заработаешь и ломаного цента. Я тихонечко отошел в сторонку.

Конечно, хотелось поскорее рассказать старикашке, что наш Егорычев, насколько я понимаю, занимается самой настоящей большевистской агитацией. И хотелось пожаловаться ему на то, что мне, по существу, брошено в лицо обвинение в том, что я нарочно подслушиваю чужие разговоры, чтобы держать в курсе своего патрона, и что порядочные люди не позволяют себе таких обвинений, даже если это правда. Я присел на травку, а вскорости из пещеры выскочил гусак, подбежал к старикашке и стал ему жаловаться. Они посудачили минут пять, а потом гусак, как ни в чем не бывало, сказал Егорычеву, что вот сейчас, когда он встал, пожалуйста, ловите себе по радио любую сводку, хоть на малайском языке. Он явно шел на примирение. Егорычев что-то буркнул в ответ и отправился со Смитом в пещеру. Но сколько он ни вертел вариометр, ничего, кроме треска, шорохов, свиста и разных, но только не русских передач, не поймал. Очевидно, все же слишком далека от нас его Россия и придется ему на время пребывания на острове примириться со сводками на английском, или испанском, или немецком языках. Если ему угодно, может слушать хоть на арабском…

…Только кончился спор о том, чей должен быть остров, как нагрянули гости. Незваные, навязчивые, бесцеремонные. На сей раз без звукового оформления, но, как и вчера, с бабами и младенцами. Бабы, завидев нас, завизжали и спрятались за своих кавалеров. Вслед за своими мамашами подняли несусветный писк младенцы. Оказывается, это экскурсия, пикник с познавательными целями. Только человек пять из Нового Вифлеема. Эти на положении гидов, экскурсоводов. Так нам объяснил, весело скаля зубы, вездесущий Гамлет Браун. Он, видите ли, прибыл специально для того, чтобы извиниться, что из его деревни присутствуют лишь несколько человек. (Ему казалось, что они нам делают больно.) Дело в том, что он и его соседи-погорельцы собрались построить себе новые жилища взамен сгоревших и все взрослые мужчины деревни ему помогают, а он их за это будет вечером угощать. Сказал, улыбнулся и исчез. А остальные, оказывается, не наши вчерашние знакомые (они все на одно лицо), а экскурсанты, любознательные туристы из других деревень. Они пришли поглазеть на Чудо Двадцатого Века, Настоящих Белых Джентльменов. Чистота Расы Гарантируется. Осмотр Ежедневно в Любое Время. Наиболее Назойливым Туристам Выдаются Бесплатные Ценные Сувениры.

Узнав, что среди них нет Яго и компании, старикашка немедленно послал меня вниз договориться насчет завтрашней тайной встречи. Полония не оказалось дома. Мистер Полоний изволил отбыть на несколько суток в деревню Эльсинор, нанести визит родственникам своей первой жены. Остальные собирались сегодня же почтить нас своим присутствием. Эти гиены рассчитывали на подарки. И сколько я их ни отговаривал, они все же увязались за мной. Гамлет и остальные его односельчане смотрели нам вслед с недоумением, но мне на их недоумение было в высокой степени наплевать. Когда человек делает свой бизнес, ему не следует интересоваться, какие чувства он вызывает у посторонних.

Старикашка и гусак встретили банду Фрумэна, как принцев крови. А когда стали раздавать галантерею и гвозди, Гильденстерн, Розенкранц и Яго снова получили впятеро больше, чем любой из остальных. Мне старикашка и гусак объяснили, что так надо и чтобы я не совал свой нос, куда мне не полагается. Как будто эти дрянные вещички только им и принадлежат. Если уж говорить начистоту, то распоряжаться ими могут по праву только два человека: Егорычев и Смит. Но я этого, конечно, не сказал. Я так только подумал. Но подумал с очень большой злостью. А дикарям объяснения давал гусак. Он им сказал, что и Розенкранц, и Гильденстерн, и Яго, и отсутствующий здесь в настоящую минуту Полоний — люди, особо отмеченные богом, что и он и остальные прибывшие с ним белые джентльмены могут в любой момент клятвенно подтвердить. Гусак еще сказал, что он, конечно, никак не собирается давить на чье-либо мнение, но что он нисколько не удивился бы, а, наоборот, всячески приветствовал бы, если бы этим четырем достойным джентльменам воздавались самые высокие почести. Он оглянулся (могу поклясться, для того, чтобы убедиться, что Егорычева нет поблизости) и сказал, что за каждый волос, который упадет с головы этой четверки, островитяне будут отвечать головой. На туземцев это произвело очень сильное впечатление. Они сказали, что примут во внимание это предостережение и постараются сделать из него надлежащие выводы.

Только мы избавились от этой экскурсии, пообедали и отдохнули, как гусак впился в Смита. Он его отвел на самый дальний угол лужайки, как раз туда, где третьего дня словили Кумахера, когда он делал утреннюю зарядку, и там они просидели часа два, не менее, и он все говорил, говорил, говорил, жужжал, как жук, все уговаривал кочегара. А кочегар, тот все больше отмалчивался или отвечал коротко: «да», «нет», «подумаю», «посмотрим». Кончилось тем, что, как и вчера в то же время, стал собираться дождь и они вернулись в пещеру оба сердитые, недовольные. Не договорились. Я понимаю, что с точки зрения наших, то есть старикашкиных и моих, интересов надо было, чтобы Смит дал себя уговорить Цератоду, но приятно, что гусак сел в калошу.