Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Страница 9

Среди траурных извещений, разосланных в связи с этим соответствующим отделом адмиралтейства, пять заслуживают нашего особого внимания.

Два из них были направлены английским адресатам: одно в Ливерпуль, семье майора Эрнеста Цератода, бывшего секретаря местного отделения тред-юниона транспортников и неквалифицированных рабочих, второе — в Лондон, Ист-Энд, вдове Сэмюэля Смита, кочегара с «Айрон буля». Другие два извещения первым попутным самолетом перебросили через океан в Соединенные Штаты, в Филадельфию, штат Пенсильвания, семье капитана санитарной службы Роберта Фламмери, одного из отпрысков старинного и прославленного банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», и в Буффало, штат Нью-Йорк, матери военного корреспондента газеты «Буффало дейли войс» Джона Бойнтона Мообса.

Пятое траурное извещение было послано в Главный морской штаб Советского Союза, откуда его переотправили с выражением соболезнования в Москву на Малую Бронную улицу, семье капитан-лейтенанта Константина Егорычева. Спустя некоторое время оно вернулось в Главный штаб за ненахождением адресатов: отец Константина Егорычева, старший сержант Василий Кузьмич Егорычев, пал смертью храбрых при освобождении Севастополя, а младший брат, Сергей Васильевич, уже два месяца как воевал где-то на Первом Украинском фронте.

Будем справедливы: никаких оснований для того, чтобы сомневаться в гибели перечисленных выше двух американцев, двух англичан и советского военного моряка у офицера, составлявшего доклад в адмиралтейство, не могло быть. И. все же по счастливой случайности никто из них не погиб. Их спасло то, что в роковой для «Айрон буля» час они по разным причинам оказались на полуюте.

Мистер Цератод обязан был своим спасением в первую очередь морской болезни. В тот памятный вечер разгуливался шторм, и Эрнест Цератод, сорокатрехлетний рыжеватый невысокий толстяк, весь день терзавшийся мучительнейшими приступами мореной болезни, выполз наверх отдышаться на свежем воздухе. Он тяжело облокотился на отсыревшие, скользкие перила и с тоской взирал на не обещавшие ничего хорошего сизые тучи, кое-где по краям подцвеченные багровыми лучами заходящего солнца. Мистер Цератод снял фуражку, доверчиво подставил лысеющую голову ветру, но и это не принесло облегчения. От теплого, сырого ветра было ощущение, как от согревающего компресса.

В отдалении бесшумно шныряли почерневшие силуэтики эскортных кораблей, похожих на стайку шустрых и беззаботных нырков. Впереди и позади «Айрон буля», чуть заметно дымя, тяжело покачивались неповоротливые, пыхтящие туши транспортов. Они старательно соблюдали установленную инструкцией дистанцию, и казалось, что все они, и «Айрон буль» в том числе, стоят на месте, уныло и безнадежно переваливаясь в бортовой и килевой качке. В снастях с возраставшей силой гудел ветер. Все, все предвещало шторм и новые мучения исстрадавшемуся мистеру Цератоду. Поэтому его небритое (впервые за многие годы!) и позеленевшее лицо в золотых, очень толстых очках не выразило и тени улыбки, когда его окликнул мистер Фламмери — его сосед по кают-компании.

— Алло, мистер Цератод! — сострадательно приветствовал он бедного майора.

— Алло, мистер Фламмери! — промычал ему в ответ Цератод.

— Ну и погодка, сэр!

Цератод только безнадежно махнул рукой, и его тут же стало корежить в новом приступе.

— Постарайтесь не выпасть за борт, — посоветовал ему мистер Фламмери. — Вы слишком перегибаетесь через перила. И взовите к господу. Он нам защита и утешение во всех горестях и страданиях., Ужасная болезнь, Джонни!

Последняя фраза мистера Фламмери была обращена к его молодому спутнику Джону Бойнтону Мообсу.

На почтительном лице репортера не отразилось ни признака сочувствия Цератоду. Он весело крикнул:

— Алло, Цератод, ваши очки могут шлепнуться в воду! Цератод, не оборачиваясь, похлопал себя по боковому карману, давая понять, что у него там имеется запасная пара.

На этом Мообс почел свой долг милосердия выполненным и стал издевательски насвистывать «Царствуй, Британия, над морями!» Он не любил англичан и не находил нужным скрывать это.

Тут же неподалеку дышал свежим воздухом подвахтенный кочегар Сэмюэль Смит. Высунувшись по грудь и опершись о высокий комингс люка, ведущего в кубрик котельной команды, он стоял на невидимом с палубы трапе и лениво; перебрасывался словами с лысым крепышом-матросом в черном, лоснящемся от машинного масла комбинезоне.

Матрос кивнул на Цератода, маявшегося у поручней:

— Второй час отрабатывает у борта. Работяга! Смита огорчила непочтительность собеседника.

— Возьми глаза в руки! Да ты знаешь, кто это?

— Твой молочный брат? Гофмаршал королевского двора? Изобретатель радара?

— Чудак, это Цератод, мистер Эрнест Цератод!

— Тот самый Цератод?

— Ну да. Виднейший деятель нашего профсоюза. Пусть только завтра мы придем к власти — и он сразу министр… В крайнем случае, парламентский заместитель министра…

— Мы? — иронически переспросил лысый. — Кто это «мы»?

— Рабочая партия, вот кто!

— А я думал «мы» — это такие, как мы с тобой. А это — Цератод.

— И Цератод тоже, — запальчиво промолвил Смит. — А что? Заходил к нам в кубрик, разговаривал запросто. Свой парень.

— Вот ты бы с ним и поговорил насчет сверхурочных. Форменный ведь грабеж.

— Говорил. Он сказал, что пока консерваторы у власти, союз бессилен. Надо, чтобы все голосовали за лейбористов. Установится рабочее правительство, тогда все пойдет совсем по-иному, по-нашему.