Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Страница 93

— Желательно вам, чтобы и Гильденстерн совершил такое же чудо? — спросил Фламмери.

— Прости нас, Гильденстерн! — обратился отец Джемс к Гильденстерну. — Мы не понимали, что ты тоже самим богом отмеченный человек!

— Не сомневаетесь ли вы, что такие же чудеса может сотворить и отсутствующий Полоний?

— Мы попросим у него прощения, лишь только он вернется в Новый Вифлеем, — обещал преподобный отец.

— О покойном Яго Фрумэне уж и говорить не приходится, — заключил мистер Фламмери. — Из всех их четверых он был наиболее любезен сердцу вседержителя.

Островитяне с интересом посмотрели на бездыханное тело в плотно облегавшем старом эсэсовском кителе.

Пока несколько человек, взявшись за плечи и ноги, подняли его, чтобы отнести в деревню, преподобный отец Джемс успел на ходу посоветоваться со старейшинами.

— Остановитесь, люди Нового Вифлеема! — сказал он, закончив летучее совещание. — Знайте, что постановлено снять с Розенкранца и остальных троих достойных мужей позорные имена, которые они столь незаслуженно носили по нашей вине. Пусть знают люди Нового Вифлеема, пусть знает все человечество, что нет больше Розенкранца Хигоата, а есть Отелло Хигоат, нет Гильденстерна Блэка, а есть Горацио Блэк, нет Полония Литлтэйбла, а есть Ромео Литлтэйбл и нет покойного Яго Фрумэна, а есть и будет вечно жить в наших сердцах блаженный облик сэра Фальстафа Фрумэна!.. Послезавтра, в воскресенье, во время представления мы сообщим всему человечеству о новых именах наших четырех самых достойных односельчан.

— Вы оговорились, преподобный отец, — мягко поправил мистер Фламмери колдуна Нового Вифлеема. — Послезавтра не воскресенье. Послезавтра будет понедельник, а воскресенье — завтра. Сегодня суббота, преподобный отец!

Преподобный Джемс недоуменно глянул на Фламмери. Лицо американца было торжественно и печально.

— Не может быть, сэр! — сказал колдун. — Это вы, верно, шутите?

— Нет, дорогой мой друг! — ответил Фламмери с редкой задушевностью. — Белые никогда не шутят, когда речь идет о святом воскресном дне. Воскресенье. будет именно завтра, а не послезавтра. Сегодня — суббота.

— Не может быть! — пробормотал преподобный отец Джемс, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног.

— Спросите кого угодно, — сказал Фламмери. — Хотя бы мистера Егорычева.

— Ради бога, сэр! — бросился отец Джемс к Егорычеву. — Успокойте меня! Скажите, что почтенный белый джентльмен оговорился, пошутил, ошибся!

— Нет, дорогой отец Джемс, на этот раз над вами не пошутили, — сказал Егорычев. — Сегодня в самом деле суббота. Но почему это вас так расстраивает? Какое это имеет значение? Отложите представление до будущего воскресенья, если у вас не хватит времени подготовить его к завтрашнему дню.

— Какое это имеет значение?! — вскричал отец Джемс в величайшем отчаянии. — Если это так, как вы говорите, то я, люди Нового Вифлеема, все человечество всю жизнь нарушали заповедь господню о воскресном дне! Вместо того чтобы воздавать всевышнему хвалу в этот богом избранный день, мы всю свою жизнь оскверняли его суетными мирскими делами! О, горе Новому Вифлеему! О, горе, горе всему человечеству!..

IV

— Зайдешь ко мне завтра пораньше, Отелло! — приказал мистер Фламмери бывшему Розенкранцу, который показался ему наиболее сметливым из оставшихся в живых троих отщепенцев, теперь уже бывших отщепенцев. — И захвати с собою Ромео и Горацио…

Сумрачные жители Нового Вифлеема, все еще не пришедшие в себя после переживаний истекшего дня, вышли проводить гостей за околицу. Учтивые, благожелательные, гостеприимные и щедрые островитяне все же были довольны, что белые джентльмены, за несколько часов так усложнившие их жизнь, оставляют их наконец в покое.

Из деревни доносился надрывный плач вдовы и матери сэра Фальстафа Фрумэна. Громоздкое, страшное тело их мужа и сына лежало теперь на циновках перед самым порогом его дома. Завтра в полдень должно было начаться дополнительное следствие. Правда, Фламмери обещал отцу Джемсу провести всю ночь в молитвах и постараться выведать у господа или его ангелов, кто виновен в смерти бедняги Фрумэна. Тогда, бог даст, можно будет обойтись и без этого муторного дополнительного следствия.

Гамлет Браун, проникшийся еще в первый день их знакомства уважением и симпатией к молодому желтобородому джентльмену, видел, что тот, в отличие от остальных трех белых, не в духе. Он догадывался, что это связано с событиями последних часов, но с какими именно и* почему, сообразить не мог. С прирожденной выдержкой человека, умеющего ценить собственное и чужое достоинство, он не решался заговорить с Егорычевым, но старался все время быть поблизости. Может быть, тот сам захочет с ним потолковать.

Егорычев ничего не мог предпринять во время всей этой шарлатанской истории. Как было объяснить ошеломленным, привыкшим верить в любую чертовщину туземцам, что горела не вода, а спирт, выплеснутый мистером Фламмери, когда он раскупоренной бутылкой крестил воду?

Если это не чудо, то извольте тут же повторить это удивительное явление природы, достопочтенный Фома Неверующий. Потребовать у мистера Фламмери для этой цели его бутылку со спиртом? Но можно не сомневаться, что этот богобоязненный джентльмен найдет вполне убедительный предлог для того, чтобы не выполнить это требование. В крайнем случае, он попросту опрокинет в свою луженую глотку содержимое бутылки, и вся недолга.

И потом, разве само по себе не чудо — вода, которая способна гореть?